Пилютов Петр Андреевич

17 декабря 1941 года, в тот самый день, когда Президиум Верховного Совета СССР присвоил звание Героя восьмерым защитникам Тихвина, над Ладожским озером был совершен еще один удивительный подвиг.

Я старался отбирать для этой книги простые, будничные фотографии и тем не менее из многих портретов Героя Советского Союза Петра Андреевича Пилютова выбрал именно тот, где он снят со всеми орденами.

Обратите внимание: четыре ордена Ленина, четыре ордена Красного Знамени! Такой чести удостоились не многие. Причем первый орден Ленина, которым награжден Пилютов, имеет порядковый номер 40. Иначе говоря, до него орден Ленина получило только тридцать девять человек. Пилютов награжден им еще в 1934 году за участие в спасении челюскинцев, когда он был бортмехаником у известного летчика Василия Молокова. Машина, подготовленная руками Пилютова, всегда действовала безотказно. По трудному маршруту Молоков налетал на ней семьдесят шесть часов и за десять рейсов между аэродромом в Ванкареме и лагерем, находившимся на льдине в Чукотском море, вывез на материк тридцать челюскинцев - больше, чем кто-либо другой из летчиков.

Этот своеобразный рекорд имеет свою примечательную историю. Когда Молоков и Пилютов в первый раз сели на льдине, оба задумались над тем, как на двухместном Р-5 вывозить из ледового лагеря не двух пассажиров, а хотя бы четырех? Пилютов придумал: прикрепить под крыльями самолета ящики от грузовых парашютов и сажать в них людей. Сказано - сделано. Уже во второй рейс Молоков вылетел с дополнительными "кабинами", оборудованными находчивым бортмехаником.

Не беда, что для этого пришлось работать без сна и отдыха на обжигающем морозе. К трудностям Пилютов привык. Правда, подготовка и содержание в постоянной готовности самолета; перевозившего людей со льдины, требовали не просто выносливости, а даже самоотверженности. Бортмеханик Петр Пилютов с честью выполнил свой долг. И за это был удостоен высокой награды - ордена Ленина.

Пилютову давно хотелось стать летчиком. Да все не решался заговорить об этом. Набрался смелости, когда вместе с челюскинцами и участниками спасательной экспедиции ехал в Москву. Сказал о своей мечте Молокову. Тот поддержал, а по приезде в Москву похлопотал о том, чтобы механика послали в лётное училище.

Пилютов понимал, что берется за трудное дело. Он на четыре года старше своего командира отряда Николая Каманина. Командиру двадцать четыре, а ему, Пилютову, двадцать восемь! Но решения своего бортмеханик не изменил. Возраст для того, чтобы начинать учиться летному делу, у него действительно солидный, зато он отлично знает самолет.

Через три с половиной месяца учебы в известной Качинской школе Петр Пилютов получил звание летчика-истребителя и уехал служить на Дальний Восток. Там во время боев у озера Хасан он и получил боевое крещение. Затем воевал против белофиннов. С тех пор его военная судьба неразрывно связана с Ленинградом. Впрочем, не только военная. После войны ленинградцы избрали его своим депутатом в Верховный Совет СССР.

Коротко рассказать о Пилютове не так легко. Он сбил двадцать три вражеских самолета. Только за время Великой Отечественной войны сделал 1945 вылетов. Всего в его лётной книжке их числится 8788! Я же расскажу об одном бое Петра Андреевича Пилютова.

Итак, случилось это 17 декабря 1941 года.

Пока не окреп лед Ладожского озера, осажденный Ленинград поддерживал связь со страной только по воздуху. Полеты были сопряжены с риском. Все же в этот день нескольким караванам транспортных самолетов, груженных продуктами, удалось благополучно добраться до Ленинграда. Один из этих караванов прикрывало звено Пилютова.

Разгрузка на ленинградском аэродроме началась без промедления, - надо было поскорее возвращаться. И возвращаться не порожняком. Обратным рейсом транспортные самолеты вывозили из Ленинграда детей, женщин, стариков. Но когда пассажиры садились в самолеты, начался артиллерийский обстрел. Три снаряда разорвались на аэродроме. Командир отряда транспортных машин замахал Пилютову: "Готовься, сейчас полетим".

Пилютов подбежал к нему:

— Два моих самолета еще не вернулись. Сопровождают машины с продуктами для Кронштадта. Третьему сейчас осколком колесо пробило. Надо менять.

— Все равно полетим, - ответил командир отряда. - Сам видишь, что делается.

Пришлось Пилютову одному сопровождать девять транспортных самолетов. В каждом человек по тридцать, а то и больше. Всего, значит, около трехсот.

Взлетев, Пилютов не стал приближаться к воздушному каравану. Он набрал высоту и полетел под самой кромкой облаков, временами даже ныряя в них. Теперь девять самолетов были видны ему как на ладони, а сам он, прячась в облаках, превратился в невидимку.

До Ладожского озера было уже недалеко, когда Пилютов разглядел шесть приближавшихся точек. Вскоре все стало ясно - это истребители "Хейнкель-113". В боях всякое случалось. Но драться одному против шести, когда нет никакой надежды на помощь товарищей, Петру Андреевичу не приходилось.

Раздумывать уже не было времени: головной истребитель вырвался вперед и пошел на транспортные самолеты. Это, несомненно, был командир. Он выскочил вперед, чтобы нанести первый удар. И вдруг сам попал под пулеметный огонь советского истребителя. "Хейнкель" перевалился на нос. Он так и не вышел из пике. Над землей взметнулось облако снега, перемешанного с дымом...

Остальные пять немецких самолетов, не сомневаясь, что дерзкий советский истребитель лишь первый из большой группы, которая вот-вот свалится на них, приготовились к бою. Продолжать погоню за транспортными самолетами они уже не решались, опасаясь атаки сзади. Но вверху кружил только один советский самолет. Используя запас скорости, которую он развил, пикируя на "хейнкель", Пилютов тут же снова набрал высоту.

Едва улегся переполох, вызванный потерей командира, и стало ясно, что, кроме одного этого смельчака, других советских самолетов поблизости нет и в помине, фашисты с ожесточением набросились на Пилютова. Его машина уступала немецким в скорости, зато маневренностью превосходила их. Когда один из гнавшихся за ним "хейнкелей" на крутом вираже проскочил вперед, Пилютов резко развернул свою машину вслед за врагом и очутился сзади него. Преследуемый превратился в преследователя. Довершила все меткая пулеметная очередь.

Бой в это время проходил уже над Ладожским озером. Падая, "хейнкель", точно снаряд, пробил лед. На поверхности остались только крылья, срезанные при ударе о края проруби.

Видя, что советский летчик берет хитростью, немцы пошли на обман. Двое продолжали гоняться за Пилютовым по кругу, а другая пара, забравшись повыше, ударила сверху. Были моменты, когда летчик чувствовал себя как в клещах. Приходилось бросать самолет из стороны в сторону, неожиданно взмывать и тут же падать камнем. Наверное, ни в одном наставлении по высшему пилотажу не предусматривались фигуры, которые выделывал в этом бою Пилютов...

Главное - все время видеть вражеские самолеты, чтобы ни один из них не подкрался сзади. Не было времени даже взглянуть на приборы. Лишь мельком Пилютов посматривал на стрелку бензочасов и, убедившись, что в баках еще есть горючее, продолжал драться.

С противоположных сторон к нему стремительно приближались два истребителя. Пилютов едва успевал следить за ними. Вот-вот откроют огонь. Выиграв какую-то долю секунды, резко потянул на себя ручку управления. Земля повернулась, как на огромной оси, и сразу исчезла, откатившись назад.

Увернувшись от удара и не переставая оглядываться, Пилютов снова перевел самолет в вираж. Он кружил так, что земля под ним вертелась волчком. Перед глазами плыли разноцветные, как радуга, круги. Ускользать от атак становилось все тяжелей. Подбитый мотор начал сдавать. С каждой секундой машина теряла скорость. Уже несколько раз гул мотора обрывался. Пилютов испытал тревожное для летчика ощущение внезапно наступившей тишины. Странно, но после беспрерывного гула мотора тишина оглушает.

Увернувшись от наседавших фашистов, Пилютов резко снизился и, выбрав место поровней, неожиданно для своих преследователей, не выпуская шасси, плюхнулся в снег. Взметнув вокруг себя белесое облако, самолет скользнул по отлогому берегу озера и замер. Пилютов выскочил из кабины и быстро пробрался к носу самолета. В случае обстрела с воздуха мотор, состоящий из массивных литых деталей, - надежная защита.

Летчик не ошибся. Фашисты, разъяренные тем, что упустили девять транспортных самолетов и потеряли две свои машины, не оставили победителя в покое. Вытянувшись гуськом, они друг за другом начали пикировать на советский самолет. От зажигательного снаряда машина вспыхнула. Сейчас взорвутся баки. Оставив свое укрытие, летчик кинулся в сторону. Меховой комбинезон связывал движения, унты, которые в воздухе даже не чувствуешь, на топком снегу казались свинцовыми. Все тело взмокло. Из-под шлема на лоб тек пот, заливая глаза.

Коротко забарабанила самолетная пушка. Рядом взорвался снаряд. Еще короткая очередь - и жгучая боль пронзила плечо. "Ранен!" - мелькнуло в голове летчика, но он продолжал двигаться, ползти. С ревом совсем низко проносились самолеты.

При каждом движении Пилютов испытывал резкую боль от осколков, засевших в теле.

Отрывисто долбили воздух пулеметы и пушки. Обожгло руку.

Израненный, он затих на снегу. И только тогда фашисты улетели, посчитав его убитым.

Летчик лежал ничком. Тишина успокаивала, и не хотелось двигаться. Наплывающая, как туман, сонливость притупляла боль.

Эта ласковая тишина испугала летчика. Он перевернулся на спину и сразу почувствовал себя так, словно из тесного душного ущелья вырвался на простор. Опустил веки.

И вдруг радостное чувство, охватившее Пилютова в первые минуты спасения, исчезло. Теперь опасность чудилась в сонливой тишине, которая опутывала невидимыми сетями.

Пересилив боль, он сел. Потом поднялся на ноги. Немного постоял, осторожно шагнул. Качнулся, но, раскинув руки, удержался на ногах и заковылял, с трудом вытаскивая из снега унты. Каждый шаг отдавался острой болью в израненном теле.

Совсем обессиленного его подобрал старик колхозник.

Хирург, склонившийся над раненым летчиком, заглянул в эмалированный таз, на дне которого чернели осколки с острыми, рваными краями.

— Сбился уже со счета, - сказал он. - Столько металла, что хоть на переплавку отправляй.

Когда операция закончилась, хирург снял с себя марлевую маску:

— Ну и разукрасили вас!

Пилютов облизнул сухие, запекшиеся губы:

— Ничего, заживет.

Помолчав, спросил:

— А долго мне здесь придется лежать? Хорошо бы поскорее в полк.

Хирург посмотрел на него долгим взглядом:

— Двадцать одна рана, а он уже говорит о возвращении в полк!

И с напускной строгостью добавил:

— В госпитале я командир. Пролежите вы здесь столько, сколько прикажу я.

И все же Пилютов упросил выписать его пораньше. Через месяц он снова летал, снова сражался.