Содержание   •   Сайт "Ленинград Блокада Подвиг"


Вторая ударная в битве за Ленинград. И такое бывало...


И такое бывало...

Т. П. Зубрицкая

в 1943 году санинструктор 934-го стрелкового полка 256-й Краснознаменной стрелковой дивизии

Вблизи деревни Шум, в лесу, словно перенесенный из сказки, стоял маленький домик, в шутку прозванный солдатами "домиком на курьих ножках". Тянулись к нему автоматчики 934-го стрелкового полка 256-й Краснознаменной стрелковой дивизии, находившейся на доукомплектовании в этом районе летом 1943 года. В свободное от занятий время здесь можно было поговорить на свободную тему со своим командиром роты лейтенантом Николаем Коломойцем, немного отдохнуть, пошутить, помечтать. Командира автоматчики любили, и каждый из них хотел быть похожим на него.

Николай Коломоец родился и жил в Хабаровском крае. Суровые условия научили его быть чутким и справедливым к людям, требовательным к себе. Солдаты восхищались его мужеством и помнили весенний эпизод.

Тогда рота автоматчиков дралась за одну из высоток. В критический момент боя был смертельно ранен командир роты. Будучи старшиной, Коломоец не растерялся, принял командование подразделением на себя. Боевая задача была выполнена, за что грудь инициативного старшины украсил орден Красной Звезды, а на погоны потом легли лейтенантские звездочки.

В один из вечеров, дождливый и пасмурный, особенно было, тесно в избушке. Помню, я разговаривала со старшиной, сбежавшим из санроты не долечившись. Был он намного старше меня, и на мои упреки мало реагировал, лишь повторял, что, мол, яйца курицу не учат.

В то время я работала санинструктором. Автоматчики звали меня не по фамилии и не по воинскому званию - была я старшим сержантом. Не знаю, чья это выдумка, но называли меня не иначе, как Тамар Павлович. В тот вечер разведчик Олег Володин приволок в домик невесть откуда добытый патефон с единственной пластинкой. Полустертая пластинка хрипло пела:

Старый тополь листвой колышет,
Тихий вечер зноем дышит.
Нас с тобой никто не слышит,
Ты всю правду мне открой...

Парни притихли, слушая эту наивную песенку. Думаю, что так же, как и я, они перенеслись мыслями в далекий, радостный и светлый довоенный мир. Неожиданная команда вернула всех к действительности.

Строились быстро, без суеты. На темноту и сеявший как из решета дождь никто не обращал внимания. Потом двинулись по раскисшей дороге. Остался в опустевшем лесу сказочный домик - свидетель отрадных минут солдатского отдыха.

Я шла рядом со старшиной. Шагал он медленно, с трудом (снова начался приступ малярии). Не объясняясь, я сняла с его плеча автомат и перевесила на свое плечо. Подождав повозку, усадила старшину. Он не сопротивлялся.

Идти было все труднее. Ноги вязли в грязи. Намокшая шинель давила на плечи, сковывала движения.

На рассвете мы подошли к небольшой речке, всего метра три-четыре шириной. Вода, порыжевшая от дождя, скрывала дно. Остановились. Многие солдаты от усталости еле держались на ногах. Но надо было идти. Поборов утомление, я шагнула в воду. Дно реки твердое, ровное. Сапоги наполнились холодной водой. Чтобы подбодрить ребят, крикнула: "Ныряй, ребята, здесь мелко!" А парни уже идут следом. Командир замыкал шествие.

Короткий привал. Отжали портянки и снова в путь. Чем дальше шли, тем непослушней становились ноги. Казалось, легла бы в дорожную жижу и мгновенно уснула. И впрямь многие засыпали на ходу, то и дело натыкаясь на шедшего впереди. Мне стало страшно от мысли, что вот так вдруг упаду и не подымусь больше. Чтобы побороть нахлынувший страх, я крикнула: "Споем!"

Ребята подняли голову, некоторые с недоумением. У некоторых на лице появилась вялая улыбка. Ко мне подошел командир: "Молодец, Тамар Павлович, признаться, я уж стал сомневаться, выдержат ли наши ребята переход..." Мне стыдно было признаться, что и крикнула-то я в минуту своей душевной слабости.

Закончился многодневный изнурительный марш. Часть заняла боевые позиции. Я задержалась в санроте - оборудовали операционную. Потом попросила парторга Толстова направить меня в передовой санвзвод. Добираться туда было трудно, но опыт помог. И вот я в землянке батальонного санвзвода, который возглавлял лейтенант медслужбы Анатолий Бызов.

Недалеко за землянкой начинались окопы. А в соседней землянке оказались наши старые знакомые-автоматчики лейтенант Коломоец, Жора Криворучко, Аркадий Кондаков, санинструктор Морковкин и Саша, 16-летний доброволец. Фамилии его не помню, знаю только, что ребята в шутку звали его "Бобик". Окружили меня, рассказывают о только что отбитой атаке противника.

Не помню, какой это был день июля, но бой в тот раз оказался трудный. Наши то сами рвались вперед, то отбивали атаки противника. Мы с Бызовым еле успевали перевязывать раненых. А раненые все прибывали. Морковкин лежал на полу. Я его не заметила, но, услышав крик: "Тамара, почеши пятку", подбежала к нему. Вместо ступни у него торчал обрубок. Накладывая Морковкину жгут, я утешала его, как могла: "Ну миленький мой, родненький мой, потерпи еще немножечко". И не помню, чтоб кто-то стонал или кричал от боли. Иной раз так исковеркает солдата осколками, а молчит, сцепив зубы. Ведь это тоже мужество.

На нарах сидел Саша Бобик. У него слепое осколочное ранение в живот. Превозмогая боль, парнишка скрипел зубами и рвался снова в бой. Еле отправили его в медсанбат.

Бой утих к вечеру. Необычной была наступившая тишина и горькой. Не стало Аркаши Кондакова, погиб отважный командир лейтенант Коломоец, многие по ранению выбыли в госпиталь. Жора Криворучко чудом уцелел, выручила солдатская смекалка. Брошенную в него фашистом гранату он ловко перехватил на лету и метнул обратно. За героизм и отвагу, проявленные в бою, он был представлен к ордену Красного Знамени.

В этом бою наши не отступили ни на шаг. Своим мужеством, волей и умением они удержали занятые позиции.


Предыдущая страницаСодержаниеСледующая страница




Rambler's Top100 rax.ru